Тема «Анархисты или повесть о роковой любви (18+)»

[Linden]

Специально для читателей "Рыбалтики". Публикуется впервые.


Аннотация
История жизни двух человеческих песчинок, закрученных кровавым вихрем братоубийственной Гражданской войны. Среди смертей, страха, крови, слёз и разрухи находится место для любви. Любви страстной, жестокой, извращённой, но, как ни странно, искренней …

Глава первая

Началось всё с того, что как-то вечером, опившись самогонки, потянул батька Юрко сразу трёх казачьих девок в баню. Что они там вытворяли, доподлинно неизвестно, только слышно было, как батька ржал словно жеребец, а девки сдавленно повизгивали.

Маруся-атаманша, или, как она заставляла себя называть - Марго, такого стерпеть не смогла и, для начала, решила выпить самогонки. Ни для кого секретом не было, что батька погуливал от неё втихомолку, да и сама Маруся не прочь была с мужиками покувыркаться. Ходили слухи, что любила она, при удобном случае, с пленными этим самым делом заняться накануне казни. Говорили, что перед смертью, у мужиков силища в корню появляется неимоверная, отчего удовольствие баба получает прямо таки неземное! А наутро Марго, собственноручно, до смерти, истязала своих полюбовников. Такой вот огонь-бабой она была!

В тот раз отставила Марго недопитый стакан самогона и посмотрела жутким белым взглядом. Такой взгляд становился у неё после того, как кокаину нюхнёт. В эти минуты робели все, потому что ожидать от атаманши можно было всё что угодно. И, как правило, ничего хорошего... То в «рулетку» из револьвера с одним патроном в барабане поиграть норовила, то спорить начинала, что с одного удара шашкой голову напрочь отрубить сможет. Или, заставляла пленных нагишом, на четвереньках, с горящей свечкой в заднице, наперегонки бегать. У кого свечка потухнет – тех тут же в расход… Горазда она была на такие выдумки!

- Пошли все вон! – вдруг взвизгнула атаманша и, неожиданно, добавила:

- А ты Гриша останься…

Когда все мгновенно исчезли, не дожидаясь новых распоряжений, за столом повисла зловещая тишина. Стало слышно как заполошно кудахчут куры, устраиваясь на ночь в курятнике, а большая чёрная муха, с жужжанием, без устали бьется о грязное стекло подслеповатого оконца. Вдалеке погромыхивали то ли орудийные выстрелы, то ли раскаты грома…

- Гриишааа - протянула Марго, манерно растягивая слова,

- Ты ведь батькин адъютант? Вот сходи и посмотри как он там? Может ему уже поплохело в баньке, а ты здесь сидишь...

Гриша хмуро взглянул на Марусю. Как баба она была так себе. Непомерно большие груди низко свисали под белоснежной кофтой-вышиванкой и почти лежали на высоком поясе мужских гусарских штанов в обтяжку. Тонкие кожаные ремешки подвеса шашки и деревянной кобуры маузера крест-накрест пересекали дебелое марусино тело и делили грудь пополам, натягивая ткань, отчего сквозь тонкое полотно в разные стороны выпирали большие коричневые соски. Лифчики Марго почему-то не носила.. Толстые ляжки, обтянутые штанами малинового сукна с золотой вышивкой, свисали со стула, на котором она сидела. Большая бородавка над верхней губой, слегка подрагивала и ползла вверх в кривой усмешке. По слухам, эта бородавка стоила жизни не одной бабке-ведунье, которые не смогли её вывести…

- Хотя нет, - продолжала Марго:

- Не надо ходить к батьке, пускай спокойно парится. Думаю, на всю ночь он в баньке закрылся. К утру только выползет! А ты иди, перестели мне постель, что-то ко сну меня клонит…. И жди там, никуда не выходи!

Гриша вздрогнул и почувствовал, как холодный пот выступает на спине. Стало зябко, несмотря на душный летний вечер. Такой же озноб и холодок в груди был, когда подростками с высокого железнодорожного моста в реку ныряли.

Всем хорошо известно, что бывало с Марусиными полюбовниками. Смерть будет ждать наутро следующего дня, или, в лучшем случае, к вечеру. А ещё, не дай Бог, атаман приревнует и тогда придётся умолять о смерти, как об избавлении от нечеловеческих мук. Бывало уже такое и не раз. Вот только не думал и не гадал Гриша, что попадёт в такую переделку! От этих мыслей из желудка начал выплывать комок тошноты, подступая к горлу. Несмотря на то, что уже второй год воевал он в банде батьки-атамана Юрко, но к виду крови и страдальческим воплям так и не смог привыкнуть. Бледнел и дурно ему становилось при виде человеческих страданий, на потеху всем батькиным хлопцам… Обзывали они его за это обидным словом - «Антиллигент».

Медленно встав со скамейки, Гриша сделал шаг к порогу:

- Пойду, посмотрю как там батько...

- Стоять! Делай что тебе говорят! – взвизгнула Марго, и в руке у неё почти мгновенно появился маузер. Хлопнул выстрел, пуля с визгом выбила щепу из половой доски прямо у него под ногами.

- Ладно, - буркнул Гриша и на подрагивающих ногах прошёл в полумрак спаленки-пристройки, где изволил опочивать батька со своей гражданской супружницей. Расстегнул ремень, стянул портупею с плеч и бросил вместе с шашкой и револьвером в угол. Сел, мягко провалившись в пуховую перину, задумался…

* * *
Вспомнилась юность, когда в той далёкой прошлой жизни был он молоденьким и глупеньким романтиком…

Гришеньку, учащегося выпускного класса гимназии, в чудесные майские дни, когда цвела сирень, угораздило влюбиться. Виной тому были пронзительные стихи Блока и Фета, переписанные в тетрадку, а так же весёлая хохотушка-гимназисточка, затянутая в форменное платье, со светлыми завитушками волос и с умилительно-трогательной россыпью прыщиков на покатом лбу. Влюбился тогда Гришенька до безумия, безнадежно, до умопомрачительного состояния, от которого судорогой сводило скулы и совсем не хотелось жить без предмета своей любви.

Познакомились они на гуляньях в городском парке. Гришенька, стесняясь своей старенькой гимназической курточки с вытертыми белёсыми локтями и облезлыми оловянными пуговицами, заикаясь и краснея, предложил прогуляться вместе.

Гулянье не получилось - все стихи, как назло, вылетели из головы, и вместо высокой поэзии он зачем-то стал косноязычно рассказывать о классном наставнике, достающем гимназистов своей строгостью. Предложить угостить барышню орешками или купить букетик ландышей в подарок, он не мог по причине полного отсутствия денег. Сделав круг по аллеям, они условились снова встретиться на следующий день.

После горячечно-бессонной ночи, Гришенька тщетно попытался разгладить утюгом пузыри на коленях коротковатых форменных брюк и, начистив старенькие штиблеты смесью сажи с касторовым маслом, примчался в парк, где ждало горькое разочарование. Предмет его любви и обожания прогуливалась под ручку с высоким и белокурым самцом в форме классического гимназиста. Его форменная курточка была дерзко наброшена на плечи, вопреки строгому гимназическому уставу. Полы этой щегольской чёрной куртки, укороченные по последней гимназической моде почти до пояса, были распахнуты таким образом, чтобы виднелась белоснежная шелковая подкладка. Голову красавца украшала лихо заломленная и сдвинутая на затылок гимназическая фуражка с сияющей эмблемой классической гимназии. Такой вызывающий внешний вид могли себе позволить только очень богатые и дерзкие гимназисты, имеющие влиятельных покровителей и не боящиеся никаких наказаний за нарушение формы одежды.

А предательница хохотушка кокетливо нюхала букетик цветов, с обожанием смотрела на своего ухажёра и, запрокидывая голову, звонко смеялась в ответ на какие-то его слова…

Гришенька в ярости рванул тугой ворот куртки, так что крючки-застёжки с треском полетели прочь, и бегом помчался домой. Упав на кровать, долго рыдал, кусая губы и колотил кулаками подушку. Ему хотелось застрелить соперника и застрелиться самому, но это совершенно не представлялось возможным по причине отсутствия револьвера.

А мстить и любить хотелось страстно!
Вдруг, вспомнились похабные рассказы одноклассников о любовных похождениях и, неожиданно для себя, преисполнившись мрачной решимости, прокрался Гришенька на кухню. Холодея от собственной дерзости, неловко обнял сзади толстую рябую кухарку, а другой рукой полез ей под подол. Та, ни слова не говоря, неспешно развернулась и с размаху свирепо хлобыстнула Гришеньку половником в лоб, добавив жутко болезненный и постыдный удар коленом в пах.

Шипя от боли, согнувшись пополам, с трудом дополз он до своей кровати и долго корчился от нестерпимой боли, проклиная себя за этот постыдный приступ похоти. Вся его влюблённость мгновенно прошла. Немного придя в себя, Гришенька с наслаждением разорвал тетрадку с романтическими стихами и твёрдо решил навсегда забыть про коварный женский пол. Он должен стать аскетом и посвятить всю свою жизнь служению идеалам свободы и гуманизма.

Гришенькина безумная любовь на этом закончилась.

Несколько дней он едва ходил, широко расставляя ноги и морщась от боли в паху, но вскоре всё прошло, однако стыд за свою похоть и неприязнь ко всему женскому полу остались.

После того как синяк от удара половником сошёл со лба, Гриша пошёл записываться в тайный кружок революционеров, адрес и пароль которого, по большому секрету, сообщил странноватый, сильно заикающийся одноклассник. Он же замолвил о нём словечко и дал самую лестную характеристику как о страстном борце с самодержавием.

Увлечённый идеалами Бакунина и Кропоткина, Гриша старался не думать о женщинах и полностью отдался классовой борьбе. А борьба намечалась нешуточная, и, действительно, вскоре всё свершилось - грянул роковой 1917 год!

По осени закрутило его в бурном вихре революционных событий, и выплыл он из этого водоворота в качестве сурового вдохновителя и теоретика анархизма в повстанческом отряде атамана Юрко, на почётной должности адъютанта самого батьки.

Начинающий анархист Грицко немедленно обзавёлся наганом на скрипучей жёлтой портупее и шашкой на тонком ремешке через плечо, а в трофейном обозе облюбовал себе почти новую гимназическую куртку с белой шелковой подкладкой, правда, с небольшим бурым пятном на груди, которое, впрочем, было совсем незаметным. Оружие, как воинственные атрибуты классовой борьбы, очень здорово смотрелись на такой родной гимназической форме!

И понеслась разгульная анархическая жизнь с кровью, перестрелками, неизменными попойками и грабежами…
Научился бывший гимназист Гришенька лихо пить самогонку не закусывая, по поводу и без повода стрелять из нагана в потолок и красиво разглагольствовать об анархическом государстве, которое они собираются построить с помощью «справедливого бунта свободы».

Вот только в отличие от других бойцов, анархист Гришка сторонился женщин, вызывая нелепые слухи за спиной и ухмылки соратников…




Продолжение следует...

[Linden]

Глава вторая

Маруся отрешённо смотрела на стол, залитый самогонкой и заваленный объедками незатейливой деревенской закуски. Обвела взглядом убогое убранство хаты, пошлый букетик полевых цветов на подоконнике мутного окошка с кривой рамой, закопчённый потолок и какие-то грязно-серые чужие фотографии на стенах.

Толпа тараканов, шевеля омерзительными усами, выглядывали из-под основания печи, а отдельные особи дерзко выбегали и, сделав круг по некрашеному дощатому полу, возвращались обратно. Марусю передёрнуло - она ненавидела насекомых - они всегда вызывали в ней желание убивать не только их, но и всё живое.

Мерзость, бескультурье, жестокость и пошлость были вокруг! Как бы ни было стыдно себе признаваться, но она, Маша-Маруся-Марго, ожесточилась, стала шальной и кровожадной бабой, для которой убийство стало привычным делом. От вида пролитой крови и человеческого страха она получала физическое, ни с чем не сравнимое наслаждение, какого никогда не испытывала даже во время близости с мужчинами…

Неистребимый, тяжёлый запах мужицких портянок плыл по всей избе и смешивался с запахом керосина. Она не любила новомодные вонючие керосиновые лампы и всегда требовала вместо них зажигать свечи. Трепетный огонёк, растущий из полупрозрачного душистого воска, казался ей живым и напоминал о полузабытой прошлой жизни…


* * *

…Накануне выпускных испытаний Маша повстречалась с Коленькой и влюбилась в него с первого взгляда. Он шёл по улице в расстёгнутой студенческой шинели и ворот несвежей белой рубахи трепал шальной петербургский ветер. Был Коленька высок, сутул, длинноволос и, почему-то, без фуражки. Маша ахнула – не дать не взять Родион Раскольников из романа наимоднейшего писателя Достоевского! Романом этим зачитывались все гимназистки и Маша не была исключением. Помнится, она даже плакала, представляя себя на месте Сонечки Мармеладовой. Воображая сцены волнующе-развратной продажной любви, она боялась признаться себе в том, что хочет попробовать этот запретный плод.

Коленька, едва они успели познакомиться, тут же повёл её в номера, где на скрипучей узкой койке с несвежей постелью пахнущей плесенью, грубо и быстро овладел ей. Она успела только почувствовать несильную боль и некоторое разочарование от такой обыденности любви. Свою первую встречу с мужчиной она совсем не так представляла…

Маша лежала, отвернувшись к стене, и бездумно наблюдала, как по засаленным бумажным обоям неспешно ползла парочка клопов, раздувшихся от выпитой крови. Один клоп сорвался и упал на простыню, а второй продолжал упорно ползти к потолку…

« Вот так и вся наша жизнь», - думала тогда Маша:

«Кто-то стремиться вверх, а кто-то падает вниз. Может быть, эти два насекомых были возлюбленными, но судьба разлучила их…».

Неожиданно обозлившись, прихлопнула на стене одного клопа и, найдя в постели другого, со злостью раздавила мерзкое тельце прямо на серой простыне. Вид двух свежих кровяных пятнышек, оставшихся на месте бывших паразитов, отчего-то успокоил и плакать расхотелось.

А Коленька, тем временем, быстрыми шагами ходил из угла в угол, одетый в одни несвежие кальсоны, сильно жёлтые в паху, и, ожесточённо жестикулируя, говорил о том, что только через бунт они обретут истинную свободу.

Потом он вспомнил, что опаздывает на заседание революционной ячейки, занял у Маши полтинник на извозчика и исчез из её жизни навсегда.

Она не верила в то, что он мог бросить её. Наверное, был схвачен жандармами и томится в сырой мрачной тюрьме, вместе с клопами, тараканами и страшными уголовниками. Она даже сходила один раз на тайную встречу с приезжим пропагандистом в надежде узнать что-то о Коленьке, но всё было тщетно.

Прошло время и волнующий образ её первого любовника-революционера как-то потускнел и уже не вызывал ни слёз, ни сильного душевного волнения.

По осени Маша познакомилась и долго гуляла с гимназистом, чьё замысловатое нерусское имя никак не могла запомнить. Они страстно, до боли в зубах, целовались в тёмных аллеях парка и тесно прижимались друг к другу, отчего у Маши конфузливо влажнело между ног.

Как-то вечером, когда сумерки уже начинали густеть, они забрели на уединённую полянку и гимназист, расстелив свой мундирчик, предложил посидеть. После поцелуев он трясущимися руками полез под юбку. В ожидании сладостной любви Маша покорно позволила стянуть с себя кружевные панталончики и раздвинула ноги. Но, в последний момент, случился у гимназиста неприятный конфуз и у них ничего не получилось. Отчего-то обидевшись, Маша вскочила, оправила платье, и убежала, позабыв на полянке свои любимые панталончики.

С тех пор в её душе навсегда поселилось горькое сожаление о неудачной любви с гимназистом и утраченных французских панталончиках из нежнейшего шёлка с изумительными воздушными кружевами...

А потом случилось страшное. В их дом пришли безобразные и вонючие мужики в солдатских шинелях, похожие на свирепых разбойников из сказок. Вели они себя тоже по-разбойничьи – били папеньку по лицу до крови и, свалив на пол, долго пинали грязными сапогами. Папенька жутко стонал и кричал о том, что он служил только в полицейской канцелярии и отношения к арестам революционеров не имел никакого. Избитого и окровавленного отца выволокли на улицу, а маменька, простоволосая, в домашнем платье, выбежала следом за ним.

В тот ужасный вечер родители исчезли из её жизни навсегда. Она попыталась расспросить соседей и даже сходила в какой-то революционный комитет, чтобы узнать о судьбе самых родных людей. Там с ней даже разговаривать не захотели, только грубо и по-хамски обругали жутко-грязными словами, которых она даже от извозчиков никогда не слышала.

Несколько дней Машенька одна прожила в нетопленной квартире - огромной, выстывшей и отсыревшей от промозглого осеннего холода. Питалась она сырой свёклой, которую нашла в овощном ящике и болтанкой из муки, неряшливо просыпанной на полках в кухонном столе. Все другие продукты куда-то пропали вместе с кухаркой Зиной. Ей даже пришлось доесть окаменевшие церковные просвиры, неизвестно когда забытые за домашним иконостасом.

Голодающая Машенька почти не удивилась, когда в квартиру снова вломились солдаты, возглавляемые низеньким и коренастым рябым матросом, который, мерзко хихикая, постоянно сыпал похабными прибаутками. Вместе с ними зашла в комнату, неестественно похохатывая, бывшая кухарка. Вся компания была сильно навеселе. Из их невнятных речей, густо сдобренных матерными словами, она поняла, что комнаты реквизируют, в них заселяется Зина вместе с матросом, а Маша теперь будет жить в каморке под лестницей, там, где раньше обитала прислуга.

Всю ночь Маша без сна лежала на вонючем и жёстком топчане. Ни свечи, ни спичек у неё не было, поэтому, на ощупь, она обирала с себя клопов и, содрогаясь от отвращения, давила их пальцами. Наверху, в родительской спальне ритмично скрипела кровать и раздавались сладострастные стоны. Временами матрос дико ржал и матерился, а Зина громко смеялась в ответ…

Наутро дверь каморки без стука бесцеремонно распахнулась и матрос бросил на пол увесистый вещмешок:

- Вот здесь паёк, пожрать нам приготовишь! – распорядился он,

- Можешь себе взять пару сухарей и одну воблу. Предупреждаю: не вздумай что-нибудь ещё украсть – прибью сразу!

Маша, в странном оцепенении, покорно подхватила мешок и поволокла его на кухню. С трудом развязав тугой узел, первым делом нашла холщовый мешок с сухарями. С удовольствием съела пару высохших до каменной твёрдости кусков, размачивая их в кружке с соленой водой. Было так изумительно вкусно, что она не удержалась, и, воровато оглянувшись, сгорая от стыда, взяла и скушала ещё два сухаря. Воблу решила оставить на потом.

Что делать дальше и как готовить еду, она решительно не представляла. Неловко взяв пальчиками большую картофелину, попробовала чистить её, но нож скользнул и сильно порезал ладошку. Маша бросила нож на пол, зажала рану полотенцем и в голос разрыдалась.

На эти звуки в кухню прибежала кухарка Зина и, краснея злым лицом, начала хлестать её по лицу мокрой половой тряпкой, приговаривая:

- Ты что тут удумала, сучка! Мало того что готовить не хочешь, так ещё продукты кровью своей поганой пачкаешь! На, получай! Теперь отольются вам, буржуям, наши пролетарские слёзы! Пошла вон, неумеха!

Вся в слезах, с лицом, горящим от ударов, Маша схватила с вешалки пальто и выбежала прочь.

Весь день она бродила по улицам с намерением больше не возвращаться в родной дом. К вечеру, продрогнув и устав от бесцельных хождений по пустынным городским улицам, она решила устроиться на ночлег в подъезде большого и богатого особняка, двери которого были сорваны с петель и валялись рядом. Сердце ёкнуло от страха, когда вдруг в тёмном углу шевельнулось что-то живое.

- Проходи, проходи, не бойся - неожиданно раздался из ночного мрака скрипучий старческий голос. Зажглась спичка и при её свете Машенька рассмотрела сморщенное старушечье личико среди кучи тряпья на грязном, затоптанном полу.

Так она познакомилась со старухой-нищенкой, которая гостеприимно предложила ей лечь рядом и даже угостила куском сладкого пряника, правда, сильно пахнущего плесенью. Прижавшись к теплому старушечьему боку, Маша в нескольких словах рассказала всю свою невесёлую историю.

- Ии, милая, на юга тебе надо пробираться, – прошамкала нищенка,

- Там края хлебные и жисть полегче. Девка ты справная, ежели с умом своим телом распоряжаться будешь, то не пропадёшь. А здесь ты непременно помрёшь! Как пить дать помрёшь, только сначала лиха хлебнёшь полной чашею…

Послушавшись совета старухи, Машенька уже утром была на вокзале и вскоре лежала в купе проводников, расплатившись своим естеством за место в поезде. Несколько суток дороги до Екатеринодара сломали её окончательно. Она стала собственностью старшего кондуктора. На протяжении всего пути, её тело бесстыдно предлагалось всем желающим за кусок хлеба, пяток картошек или нескольких пожухлых яблок. Ей даже приходилась отдавать себя мужчинам в кустах привокзальных скверов на пахнущей мочой жёлтой траве, среди мерзкого мусора и фекалий. Из нежной гимназистки Машеньки она мгновенно превратилась в дешёвую Маруську-шлюху.

От близости с бесчисленными, грязными и потными мужиками она испытывала только отвращение, не имеющее ничего общего с тайными девичьими мечтами о красивой и запретной любви. Оказалось, что быть такой девушкой как Сонечка Мармеладова, на самом деле, невыносимо мерзко, грязно и мучительно.

Потом Маруся оказалась в одном из самых низкопробных борделей, где её подобрал и выкупил бесшабашный уголовник Юрка. Жизнь с ним вполне устраивала её – он неплохо кормил, прилично одевал и не часто досаждал в постели. Иногда, будучи сильно пьяным, даже признавался в любви. После жуткой поездки по железной дороге, некоторые сексуальные пристрастия Юрки уже не казались такими странными и были вполне терпимы.

Почти полгода таскалась Маруся с ним по съёмным квартирам, блатным «малинам» и гостиничным номерам. Довелось даже поучаствовать в нескольких ограблениях и поработать наживкой для богатых клиентов. А потом они рванули в сторону Запорожья, где, по слухам, можно было безнаказанно грабить и убивать.

Спустя некоторое время, Марусин любовник и покровитель, проявив недюжинные организаторские способности, уже вальяжно ехал в тачанке по бескрайней степи Гуляй-поля, превратившись в свирепого атамана банды анархистов - батьку Юрко. Рядом восседала Марго - безжалостная, сумасбродная и кровожадная любовница батьки. За короткое время она пристрастилась к алкоголю и кокаину, заметно располнела и обабилась. От прежней Машеньки не осталась и следа – вместо сентиментальной гимназисточки появилась злобная и жестокая атаманша, наводившая страх на всё живое.

Изредка ей вспоминались девичьи фантазии о красивой романтической любви и горькое сожаление о потерянной прошлой жизни. Хотелась приласкать своих не родившихся детишек, любить ласкового мужа и наводить уют в красивом семейном гнёздышке…. Топила Марго эти несбывшиеся мечты в сивухе, занюхивала кокаином и находила сладостное удовлетворение в изощренных пытках. Даже сам батька Юрко иногда укоризненно качал головой, удивляясь безумной жестокости своей любовницы.

Однако, с тех пор, как в банде появился бывший гимназист Гриша, потеряла Марго покой. Своим городским видом, форменной гимназической тужуркой будил он в душе Машеньки-Марго ненужные, но такие сладкие воспоминания о прошлой жизни…

Она ловила себя на странных тайных желаниях: вместо того чтобы причинять боль и страдания, ей хотелось прижаться лицом к Гришиной груди, взлохматить и потрепать его нестриженные белокурые кудри, нежно целовать пухлые юношеские губы…. Хотелось подчиняться ему и даже терпеть боль от его рук…
Нет, надо было решительно кончать с этим наваждением!



Окончание следует...

[Волотов Алекс]

Игорь, спасибо! чувствуется перо большого мастера. Мне повезло оказаться рядом. Есть чему поучиться. Глупо, конечно: у меня нет такого таланта. Рыболовные отчёты ещё, как-то... Я не кокетничаю, не набиваю себе цену, вы же и сами всё видите.

[Linden]

Спасибо Алексей за столь лестный отзыв, но Вы, в отношении себя, скромничаете - "Планета ГАН" очень хороша. И объём впечатляет - солидный труд. Кстати, поздравляю с выходом книги - это большое событие в нашей графоманской жизни...)))

[Волотов Алекс]

Игорь, огромное спасибо! Похвала от вас, для меня, особенно ценна. Не ожидал того, что вы прочитали Планету... Спасибо за поздравления. Она получилась очень эмоциональная и искренняя. Наверно поэтому и трогает. Пять лет, с небольшими перерывами писал. Успехов вам и здоровья. Хочу устроить маленький банкет по этому поводу. Собрать рыбаков, заказавших книги, когда придут. Хочу вас пригласить, не откажите. Был бы очень рад познакомиться. Раньше мы собирались, иногда, рыбацким сообществом. Тёплые были встречи.

[Нипуханипера]

Что там дальше то было..?
Извращенцы, великовозрастные..

[Linden]

Глава третья




Слегка скрипнули половицы, Гриша поднял голову, и обмер. В дверном проёме стояла Марго в одной короткой рубашке из тонкого полотна. Массивные груди раздвигали расстёгнутый ворот малоросской вышиванки, обнажая удивительно тонкую и изящную шею, слегка тронутую полосками морщинок. Круглые бёдра рельефно угадывались под белоснежной тканью. Трогательно крошечные, почти детские босые ступни с подвёрнутыми мизинчиками переступили порог…

- Гриша, Гришенька, милый мой, любимый… – послышался жаркий шёпот и удивительно ласковые женские руки обвили его шею. Гриша словно сошёл с ума. Не узнавая себя, он с силой сжал податливое, мягкое тело и неумело впился губами в пахнувший самогонным перегаром рот Марго. Слившись в объятиях, они упали на кровать, предавшись исступленно-безумной греховной страсти…


* * *

Когда Гриша немного пришёл в себя, то счёт времени потерялся - по ощущениям была глубокая ночь. В подслеповатое окошко спальни бесстыдно заглядывала луна, освещая нагое, белеющее тело женщины, лежащей рядом.
«Может быть, это первая и последняя плотская любовь в моей жизни» - невольно подумал Гриша и содрогнулся:
«Убьёт ведь она меня, так же как всех других своих полюбовников убивала. А что если потихоньку бежать, пока не поздно?»

Марго, словно прочитав его мысли, неожиданно резко вскочила с постели, метнулась в горницу и принесла свою тяжёлую портупею с навешенным на неё оружием. Отстегнув крышку деревянной кобуры, достала маузер, проверила наличие патрона в стволе, взвела курок и, сняв с предохранителя, положила рядом с кроватью на табурет. Затем поставила зажжённый подсвечник возле двери, а второй пристроила на прикроватный столик. Поймав испуганный взгляд Гриши, рассмеялась:

- Гришенька, да ты что? Боишься меня, что ли, дурачок? Да я же люблю тебя, люблю, люблю! – Марго прижалась в нему своим волнующе-жарким телом и они вновь слились в греховно-сладких объятиях…


* * *

- Это что ещё такое? Гришка, стервец, ты чо тут вытворяешь с моей Маргошей! – от безумного рёва Гриша вздрогнул и, не слезая с Марго, неловко оглянулся. На пороге, покачиваясь, стоял сам батька Юрко, гневно сверля любовников налитыми кровью глазами. Марго, не шевелясь, продолжала лежать под Гришей в расслабленной позе, с широко раскинутыми ногами.

- Тихо, не двигайся – шепнула она на ухо Грише и плавным, незаметным движением протянула руку к лежащему рядом маузеру. Грохнул выстрел и мгновенно, в центре потного лба атамана возникло чёрное круглое отверстие. Стена, сзади его головы, окрасилась красным пятном с мелкими искорками алой крови. Юрко, закатив помертвевшие глаза, медленно сполз по косяку двери и, рухнув на пол лицом вниз, застыл в неловкой позе, свойственной только мёртвым. Пальцы его огромных волосатых рук нервно подёргивались и скребли грязный дощатый пол. Почти не целясь, Марго выстрелила ещё два раза, отчего на лысине батьки расползлись безобразные красные цветки, из которых пульсирующими ручейками потекла чёрная кровь. Колеблющееся пламя свечей отбрасывало зловещие тени на забрызганные кровью белёные стены. В затихшем теле батьки что-то булькало и хрипело. Неправдоподобно огромная лужа крови, залила почти весь пол спаленки.

Внезапно, в полумраке избы, наполненной сизой пороховой гарью громко скрипнула входная дверь. Кто-то осторожно вошёл в помещение! Марго, с неожиданной силой, оттолкнула Гришу и выскользнула из-под него. Совершенно голая, с маузером в руке, она метнулась в горницу, не забыв задвинуть ситцевую занавеску на дверном проёме.

- Да всё нормально, хлопчик, это батька пьяный стреляет, дуркует… – услышал он её твёрдый голос и тут же вновь грохнул выстрел, после чего послышался мягкий звук падающего тела. Спустя несколько секунд раздалось ещё два выстрела…

- Всё хорошо Гришенька, теперь нам никто не помешает. Часового спохватятся и придут сменять не раньше обеда… - спокойно проговорила Марго, возвращаясь в спальню.

- Фу, ну и надымили же мы здесь, – она, переступив через труп Юрко, старательно обошла лужу крови, прошла к окну и распахнула его, предварительно затушив свечи.

Чёрные густые волосы ниспадали на необъятную грудь, плавно колыхающуюся в призрачном лунном свете. Тонкий ствол маузера, крепко зажатого в её изящной руке с ухоженными крашеными ноготками, слегка курился пороховым дымком. Блестящая воронёная сталь, удивительным образом, очень гармонично смотрелась на фоне гладкой белизны её широких бёдер и округлого мягкого животика. Чёрный треугольник между ног манил и притягивал взгляд. От этого волнующе-бесстыдного вида голой женщины Гриша, совсем неожиданно для себя, вновь возбудился. Удивительно, но, ни труп у порога, ни запах крови, смешанный с пороховой гарью больше не мешали ему…


* * *


В этом месте автор решил больше не смущать читателей описанием постельных сцен, и поэтому мы сразу перейдем к финалу этой незамысловатой истории:


… Тачанка, подпрыгивая на ухабах, стремительно мчалась по пыльной степной дороге. За вожжи Марго взялась сама и ежеминутно, без жалости нахлёстывала взмыленных лошадей кнутом. Грише она приказала заняться пулемётом и стрелять по всем без разбора, если только кто-нибудь появится сзади.

На самом деле, погони она почти не опасалась: в банде, когда к полудню найдут трупы атамана и часового, непременно начнётся разброд и шатания. В первую очередь все бросятся искать казну батьки Юрко, но не найдут - этот массивный сундучок, окованный железными полосами, сейчас лежал в ногах Марго. Возможно, через какое-то время догадаются снарядить десяток всадников, но время будет упущено – где их искать среди бескрайних степных просторов Гуляй-Поля?

План Марго был прост – отсидеться в какой-нибудь глухой станице, дожидаясь, когда банда, лишённая главаря, сама собой распадется. Мужичьё смирится с потерей атамана и разойдется по домам, вернувшись к привычному крестьянскому труду. Возможно, некоторые головорезы попытаются примкнуть к другим бандам, но неизвестно примут ли их там и поверят ли рассказу о бегстве любовницы атамана, похитившей награбленную казну. Поисками, наверное, заниматься никто не будет – все знают, что если это правда, то Марго ничего не стоит положить из пулемёта сотню-другую бойцов-анархистов...

Через недолгое время одной бандой в степях Украины станет меньше и всё забудется. Как-нибудь беглецы доберутся до Одессы - там сядут на пароход и, через Турцию, прибудут в Париж. Они навсегда сотрут из памяти всю эту жутко-кровавую бандитскую жизнь и вернутся к прошлой, спокойной, чистой, размеренной жизни.

У них будут знаменитые парижские круасаны по утрам, запах жареных каштанов, дымка Монмартра и ужин в Мулен-Руж. Присвоенная бандитская казна позволит безбедно жить не только им, но и их внукам, а может даже и правнукам.
Марго бросит пить самогон и нюхать кокаин, будет страстно любить своего Гришеньку, нарожает очаровательных детишек, которые никогда не узнают варварской русской речи с её грязным, бессмысленным матом - они будут говорить только по-французски…

* * *

Уже вторую неделю Марго и Гриша жили на сеновале, отказавшись от спальни, которую им готовы были уступить гостеприимные хозяева хутора, где они остановились. Впрочем, их услужливое гостеприимство было обусловлено пригоршней золотых царских червонцев, которые Марго щедро вручила им по приезду.

Внизу, под сеновалом, за закрытыми воротами сарая стояла тачанка с готовым к стрельбе пулемётом. Марго несколько раз в день проверяла, как заправлена пулемётная лента и нет ли перекоса патронов в ней. Заодно придирчиво осматривала замок на сундуке, где хранилась бандитская казна.

С опостылевшего сеновала они почти не спускались и время, казалось, остановилось. Дни сменялись ночами, перемежаясь моментами безудержной, похотливой любви…

Гриша сосредоточено думал о резком повороте в своей жизни. Ещё совсем недавно он был жалким гимназистом с болезненными юношескими комплексами, а сегодня безраздельно обладал самой жуткой и могущественной женщиной в этом диком степном крае.

Впрочем, положа руку на сердце, роль рокового мужчины ему удавалась с трудом – последнее время он тяготился близостью с обрюзгшей и располневшей любовницей, которая с трудом пыталась сохранить остатки былого женского очарования. А ещё, он откровенно трусил, боясь безудержной злобы и садистских наклонностей, которые не раз видел в Марго раньше.

Её сексуальные выдумки иногда даже страшили Гришу. Она часто просила его надеть на голое тело студенческий мундир и в таком виде овладевать ею в самых изощрённых позах, которых раньше Гриша не мог даже вообразить в своих самых разнузданных фантазиях. Иногда, во время близости, Марго страстно обнимала лезвие шашки и лизала остриё, раня губы и язык о бритвенно-острое лезвие. После таких любовных утех на грудях у неё оставались глубокие порезы, которые она по-детски смачивала слюной. Несколько раз, в пылу страсти, когда шашка оказывалась между их обнажённых тел, раны от коварного лезвия доставались и Грише. После этого, Марго, извиняясь, тщательно и с видимым удовольствием зализывала кровоточащие порезы на Гришином теле.

В перерывах между любовными игрищами, Марго, пугая Гришу, тщательно чистила и смазывала свой любимый маузер, целилась из него куда-то вдаль, или, специальной холщовой тряпочкой, полировала и без того блестящее как зеркало лезвие шашки. К своей шашке она испытывала непонятную тягу – разговаривала с ней как с живым существом, ночью обязательно клала в изголовье, а днём подолгу отрабатывала фехтовальные движения, причём в неглиже, одетая только в одни кружевные шёлковые панталоны. Её забавлял Гришин испуг, когда она, якобы случайно, махала шашкой рядом с его лицом.
Ещё удивляла странная привычка выхватывать маузер при виде обычных клопов и, с необъяснимой злобой, всаживать в них весь заряд. Такой выходкой Марго до смерти напугала несчастных хуторян, когда, по приезду, она зашла в хату. Обилие постельных клопов на стенах отчасти стало поводом поселиться на сеновале.


* * *

В то раннее утро, после бессонной ночи, наполненной жёсткими ласкам, Гриша, неожиданно для себя, решился бежать.

Нет, не о такой романтической любви он мечтал в своей гимназической юности. С отчётливой ясностью он вдруг осознал, что с его стороны в этой порочной связи не было никаких чувств – была только пошлая, животная и пугающая страсть.

Робко оглядываясь на разметавшуюся во сне, слегка похрапывающую Марго, Гриша сполз с сеновала, сгрёб в руки сапоги и, прижав их к груди, на цыпочках вышел во двор. Торопясь, неловко намотал портянки и во весь дух пустился бежать по росистой траве в сторону туманной дымки на горизонте, навстречу встающему кроваво-красному солнцу.

- Гришка, стой! – ударил в спину неожиданный крик,

- Гришенька, постой! Куда же ты, подлец! Не бросай меня, любимый!

Выстрела Гриша не услышал. Что-то очень тяжёлое с силой ударило в спину, отчего ноги как-то потерялись и перестали слушаться. Весь мир с жуткой силой крутнулся вокруг него и остановился.

Тусклое утреннее небо наливалось кровавой зарёй. На фоне пламенеющего восхода над ним наклонилось бледное лицо Марго, окаймлённое растрёпанными волосами. В голое плечо и левую половину её белого тела жёстко врезался узкий ремешок подвеса неизменной шашки.

Острая боль наполняла всё тело Гриши. Сквозь туман ускользающего сознания он видел, как Марго достала из ножен сияющую шашку, но, передумав, вернула её обратно.

Маузер, хищным зрачком ствола, уставился в лоб и тут же плюнул ослепительным огнём, погружая Гришу в вечную непроглядную тьму…

- Эх, Гришенька, дурачок ты мой любимый. Не будет мне жизни без тебя… - прошептала Марго, задумчиво сунула пахнущий порохом ствол маузера себе в рот и плавно нажала на спусковой крючок…


* * *


Несколько лет назад, когда я собирал материал для исторического романа, эту историю поведал мне давний знакомый, родом из знаменитого Гуляй-Поля. Ему, в свою очередь, её рассказал прадед. В доказательство правдивости повествования, показал старинную шашку, принадлежавшую якобы самой Марго - знаменитой атаманше, о которой до сих пор ходит много легенд и преданий в степных краях…



Шашка действительно была хороша - отполированная до зеркального блеска, с червлёным затейливым узором и широким долом, плавно переходящим в обоюдоострый конец с удивительно острой бритвенной заточкой. Веяло от шашки жутковатой мистической силой. Хотя, возможно, мне это только показалось под впечатлением услышанного рассказа…

- А маузер Марго сохранился? – полушутя спросил я.

- Конечно сохранился, - широко улыбнулся мой знакомый,

- В саду, под яблоней зарыт. Мне деды завещали регулярно ту яблоню машинным маслом поливать…



Конец повести

г. Калининград
Март 2023 – январь 2024.

[Волотов Алекс]

Ну, уж если ваши, Игорь, рассказы народ не читает, то что же тогда мне обижаться Я понял, просто читающих мало. Семнадцать человек из двух с половиной тысяч - жуткая статистика.

[Linden]

Не соглашусь, Алексей! Ничего жуткого я не вижу. Количество лайков ни о чём не говорит. Есть гости, у которых нет права как-то выразить своё мнение, есть обычные читатели, которые прочитали произведение, но не сочли нужным поставить лайк - возможно что-то не понравилось.
У всех своё отношение к прочитанному. Причём, постоянных посетителей не так уж и много - посмотрите темы «Рыбалтики» с этой точки зрения - активных участников не более сотни. Остальные заглядывают эпизодически и только в те темы, которые их интересуют.
На профильных литературных сайтах, примерно, такая же картина, хотя, там отзывы гораздо жёстче - за неудачный сюжет или плохое изложение можно получить по полной программе. Любопытно, что не всегда критика и отзывы бывают справедливыми - здесь срабатывает эффект толпы - если несколько человек начали хвалить, то уже никто не ругает, даже если произведения откровенно слабое. Иногда с точностью наоборот. Это такая особенность интернет-общения. Примеров я могу рассказать множество, даже на моих личных произведениях, но это другая тема. Надеюсь об этом и многом другом сможем переговорить при личном знакомстве...)))
А литературные произведения в наше время читают не многие – это ни плохо и не хорошо – просто время меняется, технический прогресс растёт в геометрической прогрессии, легкодоступные информационные потоки подменяют процесс чтения. Как это ни печально, но есть мнение, что литература, в классическом понимании этого слова, отмирает.

[Мурманчанка]

Добрый вечер, друзья-форумчане!
Прежде всего, хочу выразить огромную благодарность автору рассказа за внимание к нам, знакомым и не знакомым форумчанам! Ну и за сам рассказ конечно же. Хотя скажу честно, после первой главы я для себя решила продолжение не читать. Не потому что плохо и не интересно. А потому что было просто реально страшно. На меня напал просто какой-то животный страх и чуточку отвращения. Да, уважаемый автор, не обижайтесь. Вот такие чувства я испытала. А на следующий день, несмотря на страх, я не смогла не прочитать продолжение.
Я не критик и не цензор. Но рассказ очень сильный! И чувствуется, что писал профессионал. Спасибо Вам огромное! У Вас явный талант, и книгу с Вашими произведениями я бы с радостью купила. Желаю Вам новых творческих идей, вдохновения, балуйте нас почаще!